Люди войны

<…> Сохранилось много черновых, рабочих записей Александра Фадеева с фронта. Часть из них была опубликована в журнале «Вопросы литературы» в 1959 году.

В этих записях поражает исключительное внимание к простым людям войны, к их, казалось бы, рядовым, «будничным» делам, к их быту, к их внешнему облику, к простой, незамысловатой их речи. Вот где воочию увидел писатель, как Отечественная война подняла на гребень все истинно прекрасное, что было воспитано в советском человеке.

Сегодня, <…> мы публикуем новые материалы из его записных книжек. Они относятся ко времени его пребывания на фронте. Эти записи и наброски, естественно, не предназначались для печати. Но они представляют большой интерес, позволяя еще раз заглянуть в творческую лабораторию замечательного советского писателя.

С. Преображенский, декабрь 1961 г.

Август 1943 года. В полку авиации дальнего действия

Ищенко Николай Александрович

Герой Советского Союза, 34 года, родом из Майкопского района, с хутора. Учился в Майкопе. В авиацию попал по разверстке в 1931 году. Летал по линии ГВФ Москва — Иркутск. В военной авиации с 1941 года, с начала войны.

Горел над Бобруйской переправой. Обгорело лицо, осколком раздробило пяточную кость. 3 1/2 месяца в госпитале. Все зажило. Летал бомбить Кенигсберг, Тильзит, Инстербург. Полеты над Орлом.

Высокий, спокойный, кареглазый, моложавый парень с украинской, чуть смягченной по манере произносить и мужественной по тембру речью, с вьющимися темными волосами. Хорошая, легко и охотно возникающая улыбка. Скромен до застенчивости (с людьми новыми), рассказывает медленно, слова клещами не вытащить. У него один из лучших экипажей в полку. Командир корабля и командир эскадрильи.

Сугак Сергей

В прошлом учитель. Преподавал в семилетке русский язык и литературу. Из г. Клинцы, Орловской губернии. Летал бомбить родной Орел, когда там сидели немцы. Клинцы сожжены нашей авиацией.

С первых дней войны (первый боевой вылет в ночь на 30 июня 1941 года) на тяжелых, четырехмоторных бомбардировщиках,— начал с бомбежки скопления немецких войск у Двинской переправы. В ноябре 1941 г. переброшен в Ленинград. Доставлял продукты осажденному городу, вывозил женщин и детей. Однажды, в условиях снегопада, пересекая линию фронта на высоте 50 метров, подвергся жестокому обстрелу вражеских зениток. Четыре снаряда попало в корабль, был смертельно ранен штурман, ранен стрелок, перебито три троса управления руля глубины. Сугак без штурмана довел сильно поврежденный корабль до цели, сдал груз и, так как аэродром обстреливался дальнобойной артиллерией, в тот же день взлетел и вернулся на свою базу.

Обслуживал находившуюся в тылу противника конницу Белова.

В орловских операциях экипаж признан лучшим.

У Сугака — три вылета на Кенигсберг, два на Данциг... Всего 150 вылетов по дальним и ближним целям.

Худощавая, сильная, чуть сутуловатая фигура, умное, русское, открытое лицо. Хорошо рассказывает. Прекрасный воспитатель.

Его штурман Васильченко — круглолицый, белокурый, отчаянный - парень с Украины.

Беседа с экипажем о вылете на Орел. 19.VIII.

Задание — бомбить военный городок. Его расположение можно было определить, ориентируясь по излучине реки, поблескивающей в ночи, и по шоссейной дороге.

Подлетая к цели, увидели в лучах прожекторов самолеты, шедшие впереди. Разрывы зенитных снарядов вокруг них, светящиеся трассы пуль с вражеских истребителей (не видных во тьме) и ответные с наших кораблей. Два наших корабля загорелись.

«Пошли, точно в штыковую атаку» (Сугак). Сначала взял один луч, потом один за другим — 18 лучей.

Стрелок-штурман: «Вижу, как бьют передних».

Васильченко: «Идти на цель — идти прямо на огонь врага, а надо — идем». «То было холодно, а над целью жарко стало».

Майор Николаев, заместитель командира полка по политчасти, шел в качестве второго летчика. Дал совет взять еще высоту (шли на 6 000 метров).

Сугак: «Я решил идти на той высоте, какая определена была приказом (то есть на 6 000). Там разве объяснишь, какие причины заставили изменить высоту,— еще не так истолкуют!»

Около 25 средних и тяжелых зенитных орудий открыли огонь. Вспышки выстрелов глубоко на земле. Разрывы так близко, что звуки их слышны в реве моторов. Разрывы от иных снарядов в виде черных клубов дыма, а иных — в виде огненных вспышек.

Васильченко над целью нажал кнопку. Сильная вспышка разрыва. Возникло 5 очагов пожара, крупные слились постепенно в один. Около 15 — 20 минут продолжались взрывы.

Очаг пожара облегчил нахождение цели и бомбежку другим самолетам.

Мой вопрос Сугаку: «А как вы уходили?»

Сугак (с открытой, умной улыбкой): «А потом уж остается удирать».— Все смеются. — «Мне дан был разворот налево. Но слева так били зенитки, что я развернул направо, пошел на снижение — и удрали».

Одиннадцать членов экипажа — одиннадцать сердец. И — единственная воля.

Иван Тимофеевич Лисачев

Старатель на далеких приисках Колымы выцарапал на крышке золотых часов: «Лучшему летчику-бомбардировщику»— и послал в Наркомат обороны. Эти часы достались Лисачеву. И вот за какую операцию: боевой вылет на ж. д. станцию, где скопились вражеские эшелоны. Страшная облачность — ни окна, ни просвета.

С безумной дерзостью Лисачев, пробив облачность, спустился на своем тяжелом бомбардировщике на высоту в 350 метров. Попал в лучи прожекторов, зенитки открыли огонь, все пространство вокруг корабля было прошито огненными трассами зенитных пушек и пулеметов. Стрелки самолета открыли огонь, а штурман Томкевич исключительно точно положил сорок стокилограммовых бомб. Исключительный успех — разбили станцию, эшелоны, ж. д. мост.

Рассказ Лисачева, как он был сбит над Смоленском

Бомбил аэродром под огнем зенитной артиллерии. Самолет загорелся, опалило лицо — выбросился на парашюте и приземлился незамеченным неподалеку от аэродрома. Уползал ночью, а днем сидел в яме, заросшей травой, в 50 километрах от шоссе, где происходило движение неприятельского транспорта. Уходил лесами на север, ориентируясь по звездам, зная, что там легче перейти фронт. Встреча со стрелком своего экипажа. Разговоры со стариками, женщинами, подростками. Наворовали у крестьянки молодого картофеля, набили в карманы и за пазухи, как в детстве ворованные яблоки. (А до того ел дикую малину, лишь бы живот набить.) Попал в партизанский край...

Лисачев — могучий, рослый, широколицый, подлинный русский богатырь.

Майор Асямов

Бывший полярный летчик. В полку — с его основания. Воспитатель многих летчиков («Мы ученики Асямова»). Погиб в полете в Англию. Герой Советского Союза.

Эндель Пусеп*

Командир другого полка, но вышел из этого полка.

Герой Советского Союза... Бывший полярник. Выдающийся летчик. Полеты на города Германии. За один месяц (август 1942 г.,) семь раз бомбил Кенигсберг, Данциг... И четырнадцать раз другие объекты. Мастер полетов «вслепую», прекрасно маневрирует под огнем, в снежных и грозных тучах. Он — белесый, малого роста, коренастый, светлоглазый, и очень хороша улыбка на чудесном его лице.

* прим. админ - Эндель Карлович Пуусэпп (сам предпочитал написание своей фамилии «Пусэп» (именно так его фамилия пишется у нас в литературе), эст. Endel Puusepp.

Штепенко Александр Павлович

Герой Советского Союза, штурман. Был штурманом у Пусепа... Дважды водил корабль Москва — Англия, Москва — Англия — США. Несколько раз горел, спасался на парашюте. Много раз участвовал в бомбардировке Берлина, Кенигсберга, Данцига...

Додонов Александр Сергеевич

Первый в части совершил 100 успешно выполненных боевых вылетов на тяжелом бомбардировщике. Шесть раз бомбил Кенигсберг, дважды Данциг, Тильзит, Инстербург...

Прославился спасением экипажа и самолета, когда при взлете с грузом бомб, на высоте 50 метров, отказали моторы.— блестяще провел посадку. Бывший ивановский ткач...

Штурман Шараев

Хороший штурман и в то же время «трепач» и «бузотер». В свободное время всегда в трусиках, гладкий, упитанный, в манере двигаться, говорить чуть смягченно есть что-то ребячье. У командира полка на заседании перебил начальника штаба: «Вы здесь напутали». Все время зовет меня: «Полетим с нами». Вписал меня в описок жильцов комнаты на двери — на дежурство. С утра собирает в лесу грибы, нанизывает на связочку и — за окошко, на солнышко. Аккуратно наносит на карту все сообщения Совинформбюро. Купались на реке — стащил у девчат их платьица, примерял на себя. Просматриваю альбом героев части — спрашивает: «Шараева там нет? Я с ними поцапался, не снимаюсь».

Андреев (сын А.А. Андреева)

Инженер-капитан. Объяснил мне устройство самолета. Худое, несколько даже изможденное молодое умное лицо. Синие глаза с длинными темными ресницами и темными бровями. Он — инженер эскадрильи. Окончил академию. В голосе хороший баритончик. Чувствуется, что умен.

Купание на Москве-реке

Здоровый, веселый молодой народ. «Рубили банки» друг другу. «Рубили» даже старшему по чину и по возрасту Медынцеву — «офицерскую», одну. — «Вежливенько, вежливенько! Подыми его на ноги — нужен порядочек».

Много девчат на реке. Юмор вокруг девчат — грубоватый, но дружеский, веселый, девчата не в обиде.

Один из закоперщиков — все тот же Васильченко. Веселый и отчаянный парень, хохотун, озорник.

Другой закоперщик — штурман полка (временный) Иконников (был штурманом у Сугака), загорелый, ловко и ладно сложенный чернявый парень, физкультурник. И Шараев, конечно, тут как тут. Когда они все вместе, голые, не чувствуется никаких чинов, даже иронизируют над чинами («Кто будет «рубить банки» — старший по чину?»)—веселая, грубоватая, мужская дружба, как ни в одной армии мира.

Командир полка подполковник Абрамов

Большеносый, пожилой подполковник, старый летчик, похож на доброго, немного обрюзгшего индейского воина. Лицо кажется свирепым, пока не улыбнется широкой улыбкой, выказав крупные лошадиные зубы.

Майор Николаев Владимир Васильевич

Типичный интеллигентный политработник по внешности, тонкие черты лица, очень свой парень — «Володя». Он, однако, опытный летчик со стажем. Задурен работой настолько, что забывает фамилии. Его, видать, любят, он внимателен к людям, работящий, грамотный парень, с юмором.

Командир дивизии полковник Лебедев Викторин Иванович

Фактический организатор полка. Русское умное лицо, темные волосы вьются, широкая улыбка, крупные зубы, очень живые, умные, темно-карие зажигающиеся весельем глаза, широкие подрагивающие ноздри, полные губы. Лицо деятельного, озорного, умного, жизнелюбивого русского человека. Любит анекдоты, народные присловья. Обаятельный мужик.

Герой Советского Союза Алексеев

В прошлом полярный летчик, уже пожилой, в потертом флотском мундире, носит Золотую Звезду, но принципиально не носит орденов...

В части законно гордятся тем, что эти мощные машины со всем их сложным тонким и совершенным оборудованием до последнего винтика сделаны на отечественных заводах.

Величественная картина взлета машин на боевое задание.

Первой поднялась машина летчика Макаренко в Восточную Пруссию. Поднялась еще засветло. Теплый, душноватый, почти безветренный августовский вечер. Бледный серпик месяца уже обозначался в небе.

Мощные рябые машины, приняв бомбовый груз, выстроились на аэродроме перед полетом на Мгу. Мутная пыль над аэродромом. Красное, мутноватое солнце садится в неопределенное темно-серое месиво на горизонте, яснее обозначается серп луны. Экипажи живописными группами на траве, перед самолетами. Иные уже полунадели летные теплые комбинезоны. Все больше темнеет. Одеваясь на ходу, занимают места в самолетах. Заводят моторы — пыльные вихри по полю. Поблескивая в ночи фарами, выруливают на старт — одна за другой, мощно и грузно. «Законтрить костыль!» Выстрел — красная ракета. Машины, ускоряя ход, мчатся по асфальтовой дороге и, тяжело отделившись от нее, уходят низко низко на запад, сразу теряясь в ночной мути. Месяц ярко светит в небе. Ревут самолеты, пахнет пылью. Вихри пыли мчатся по полю. Мощные птицы, черные в ночи, уходят в ночную даль на широких неподвижных крыльях — Сугак, Каминский, Зеленский, Симонов. Указывая путь машинам, где-то в том конце аэродрома или за ним навстречу то встает, то пропадает тонкий, уходящий в небо луч маяка.

Штепенко о полете на Кенигсберг

Шли между двумя ярусами облаков. Ярусы сошлись. В сплошной облачности. Самолет начал обледеневать. Дали на винты антиобледенитель. Не помогло — антенна утолщалась и вибрировала. Снизились на 2 800, оттаяли. Стало сильно болтать. Вскоре снизу появились вспышки огня: зенитки или артиллерия? Самолет стало потряхивать, очевидно, зенитки... Вдруг раскаты грома и шум падения крупного града на плоскости и фюзеляж, заглушающие рев мотора. Гроза страшнее всякого заградительного огня. Наэлектризованный самолет начал светиться. Огненные языки бегали по стеклам и антеннам. Молния ослепляла, в самолете — ручьями вода. Бросает так, что усидеть на месте можно, вцепившись во что-нибудь руками. Снизились до тысячи метров. Синеватый извив Западной Двины. Грозу миновали, пошли набирать высоту, определившись по Полярной звезде.

Снова в облачности. В просвет меж облаков увидели холмистое штормовое море. Пошли на радиостанцию Кенигсберга. В телефонах все громче радиомузыка. Снова — в грозу. Снова забегали огненные языки по плоскостям. Ударил град. Радиокомпас заглох, и на щитках его управления тоже забегали огоньки. Концы всех четырех винтов в огненном кольце. С концов плоскостей срываются космы пламени. Антенна светилась. Все металлические части наэлектризованы. За оружие нельзя взяться руками. Снизились, вышли на ясное небо, снова измерили высоту Полярной звезды, определились, вышли на Кенигсберг. Сделали круг. В городе стали гаснуть огни. Ударили зенитки. Сначала не могли сбросить бомбы, т. к. в бомболюках замерзла вода. Не действовали бомбосбрасыватели. Лед сняли с помощью молотка и зубила.

Огромной силы взрыв осветил целый район города. Корабль вел Пусеп.

Пусеп о полете на Берлин

Линию фронта узнали по розовому оттенку облаков — били зенитки. Бомбили с большой высоты, город не был виден. Данциг застали сияющий огнями и очень хорошо бомбили.

Капитан Кондратьев

Иногда забываешь, что летишь на боевое задание, когда видишь величественную панораму нагроможденных облаков, окрашенных пурпуром заходящего солнца. Темнеет. Заря погасла. Только на севере светится полоска горизонта. На западе, в серой дымке, иногда вспыхивает едва уловимый свет. Это гроза. В радиоприемнике посторонние звуки и трески. Все ближе дымка, все чаще вспышки. Самолет начинает трястись — это похоже на нервную дрожь, трепетание металла. Сквозь щели в фонарь летчиков пробивается сухой снег и оседает внутри, как иней или как пудра, на стеклах кабины, на деталях механизмов, на ресницах летчиков. С винтов, с антенны, с пулеметов, с концов плоскостей струится голубоватый свет. В кабине светло, как днем. Это статическое электричество. Самолет заряжен, как лейденская банка. Разряд молнии ослепляет. «Перепрыгиваем» грозу, набрав высоту в 7 500 метров.

Чурилин над Кенигсбергом

Это могучий, рослый человек, со сросшимися черными бровями и черными глазами, длинным острым орлиным носом. Его зовут Арсен, как грузина, хотя он чистокровный русский — Арсентий. Над Кенигсбергом. Ложится на боевой курс. Штурман Владимиров сбрасывает бомбы. Вдруг корабль сильно тряхнуло. Снизу разорвался снаряд и осколками пробило масляную магистраль третьего мотора. Моментально выбросило из бачка все масло. Мотор задрожал и загорелся, языки пламени показались на плоскости. Кабины и фюзеляж заполнились едким дымом.

Помощник бортмеханика быстро пролез в плоскость. На высоте 6 400 метров без кислородного прибора он при помощи огнетушителя ликвидировал огонь. Третий мотор заклинился с пробитым картером, выбыл из строя.

На четвертом моторе, тоже поврежденном осколком снаряда, начала резко подыматься температура воды. Тот же Мороз перекачал воду из третьего мотора. Так вышли из беды...

Дата публикации на сайте: 23.03 2015

Источники

• Журнал "Юность", декабрь 1961 г.
• Фотографии из архива Олега Лисачева